- Я готов, - вытянулся я.
С пилотами на "пешки" действительно было швах, присланный инструктор капитан Курьянов, был в полку всего три дня, и погиб, так никого и не научив летать, кроме того же Лапина, хотя теоретическую учебу провести успел. Ребята старались, я тоже не отставал от них, когда удавалось сбежать из санчасти. Только в отличии от их теоретический занятий, я "реально" летал на Пе-2. На симуляторе. Больше сорока часов налетал, а чего зимой делать, вот и тренировался. Я конечно больше на истребителях, но и "бомберы" вниманием не обидел. Так что в себе я был уверен, не смотря на задачу. Пешка в пилотировании удивительно сложный самолет. Хотя я "летал" на образце 44-го года, а не 41-го, то считал что справлюсь, приборы с небольшими изменениями были те же.
- Точно справишься? Кирьянов конечно о тебе хорошо отзывался ...
- Товарищ майор. На транспортном Дугласе, который я до этого в глаза не видел, летал, и ничего, а тут "бомбовоз" какой-то, справлюсь, не волнуйтесь.
А вот тут после моих слов Никифоров буквально встал в стойку.
- Дуглас?- спросил он.
- Ну дали над аэродромом полетать, что тут такого?- отмахнулся я.
- Да, действительно, политрук. Выбора все равно нет. Вылет через двадцать минут. Штурманом пойдет Никифоров, он имеет опыт, а бортстрелком сержант Степанов. Ясно?- сказал вдруг молчавший до этого комиссар. Видимо у них действительно не было выбора кому лететь. Но вот посылать пилота, о котором они ничего не знают, тоже оооочень странно.
- Ясно.
- Все свободны, через пятнадцать минут сбор у самолета Кирьянова, он один тут после бомбардировки в порядке.
- Ясно. Разрешите выполнять?- ответил я.
- Да беги уже, - с улыбкой сказал он.
Собрался я быстро, пока парни расспрашивали куда меня, я натянул собственноручно ушитые солдатские галифе, гимнастерку с орденом, проверил на месте ли документы, застегнул ремень. Одел сапоги, повесил планшет и кобуру с маузером. Проверил, ровно ли сидит пилотка, и выбежав из санчасти чуть не сбив с ног Лютикову, успел мимоходом чмокнуть ее в губки и быстро убежать пока не получил сдачи. Добежав до столовой, я выпросил три плитки шоколада и бегом, сбив дыхание, подбежал к самолету уже выкаченному на взлетную полосу.
У "пешки" стояло командование, пара механиков, и мой экипаж. На Никифорова уже одевшему парашют, я глянул мельком, а вот на стрелка более внимательно. Сержанта я видел в первый раз, так что попытался составить о нем личное мнение. Судя по упрямому подбородку, то еще тип, а какой он в действительности, в полете увидим.
- Взлетаете по команде, - сказал Никитин.
Я в это время застегивал ремни парашюта, который мне помогал надевать один из незнакомых механиков, и только кивнул, после чего пропустив вперед Никифорова, полез в кабину "пешки" через люк снизу. Степанов уже занял свое место и с интересом крутил головой у одного из ШКАС-ов.
Подсоединившись к внутренней связи, я достал из кармана свои очки и одел их вместе с шлемофоном.
- Как связь, слышите меня?- спросил я.
- Норма командир, - ответил штурман.
- Слышу хорошо, товарищ командир, - отозвался Степанов.
С помощью передвижного компрессора я запустил сперва правый мотор, потом левый. Поработав на холостых оборотах, прогревая моторы, я нетерпеливо посмотрел на Никитина, как меня отвлек Степанов.
- Товарищ командир, связь с штабом фронта установлена. Прием довольно четкий.
Повернувшись, я увидел, как майор резким движение махнул рукой, давая разрешение на взлет.
Приборы в кабине я знал на отлично, поэтому манипулируя управлением, дал газу и стал разгоняться.
Оторвавшись от земли, я убирая шасси, спросил у штурмана:
- Курс?
- Тридцать два.
- Поворачиваем, - сказал я бодрым тоном, хотя с меня градом тек пот. Машину я так и не смог почувствовать, не давалась она мне, и было такое впечатление, что долго я ее не удержу.
- Как дела командир?- спросил Никифоров.
- Плохие дела, товарищ политрук. Не чувствую я машину. Уже три минуты летим, на два километра поднялись, а машину я не чувствую, - мне хотелось плакать, я был такого мнения о себе, а тут такой облом.
Свое самомнение я получил, пробуя летать на самых разных типах самолетов, и на первых же минутах сразу понимал, что и как можно на ней делать. Чувствовал машину. Даже во время авиашоу во Франции над аэродромом "СЕРНИ-ФЕРТЕ-АЛЛЕ" под Парижем в прошлом году, где я летал на B-24 "Либерейтор", который мне разрешил пилотировать хозяин этого самолета, так я почти сразу его "понял". Несмотря на то, что рядом сидел хозяин и тревожно смотрел что я делаю. Однако спор с дядей Жорой он проиграл, в том, что я не смогу управлять им, а я смог.
- Возвращаться мы не можем... , - начал было говорить Никифоров, как я досадливо прервал его.
- Да не в этом дело, я ПОКА его не почувствовал, мне нужно время. Так что я сейчас буду делать небольшие маневры, и виражи, вы внимание не обращайте, лучше за воздухом следите.
- Мы с курса сбились. Возьми на семь ... это правее, - сказал он.
- Знаю я как ориентироваться, - пробурчал я, делая осторожный поворот направо.
- Вижу линию фронта, - сказал я, делая легкие виражи на право, налево. Дымы от горящей техники действительно были видны хорошо.
- Курс семнадцать, - сказал Никифоров.
Повернув, куда он приказал я, внезапно для всех заорал:
- Аааа. Есть! Чувствую машину!!! Чтоб ее ... в ... и ...
- Командир в чем дело?- попытался прокричатся через мой мат, Никифоров.
- Я машину почувствовал!
- Все нормально?- осторожно спросил Никифоров.
- Норма, все самолет мой, - и в подтверждение сделал бочку с выходом из пике.